Константин Михайлович Познянский(родился 27 марта 1927 года)
Беседовали 23.04.2024
— Когда началась Великая Отечественная война в 1941 году, отец мой ушел на фронт, а семью нашу эвакуировали из Украины в Ленинск-Кузнецкий район Кемеровской области. В 1942 году я прошел военную подготовку и получил звание стрелка. Три раза мы с друзьями просились добровольцами на фронт. Весной 1944 года вчетвером прошли из села Красное, где тогда жили, в военкомат Ленинск-Кузнецка – а это 50 километров. И получили все-таки разрешение. Меня направилив Харьковскую военно-авиационную школу стрелков-бомбардиров фронтовой авиации, но на фронт я так и не попал – буквально накануне выпуска из школы войназакончилась. День Победы помню очень хорошо: все плакали, обнимались, улыбались и снова плакали – столько горя война принесла, такую большую цену мы заплатили за Победу!
После войны меня распределили в воинскую часть в Иркутске, приехал я сюда в январе 1946 года и был назначен начальником физподготовки части. Организовывал в рамках Забайкальского военного округа спортивные мероприятия, выступал в многочисленных первенствах. Солдаты и офицеры занимались у нас в десяти спортивных секциях: и лыжи были, и коньки, и шахматы, и бокс.С тех пор, где бы я ни работал, всегда был связан со спортом, потому что убежден, что в здоровом теле действительно здоровый дух. Еще в 1935–1936 годах, в 9 лет, я выполнил нормативы ГТО и был награжден знаками «Будь готов к труду и обороне», «Будь готов к санитарной обороне», «Ворошиловский стрелок», с детства занимался гимнастикой.
Уже много лет активно работаю в Совете ветеранов Октябрьского округа Иркутска, на протяжении нескольких лет возглавляет Совет старейшин при Иркутском областном Комитете КПРФ. Занимаюсь лыжами и в своей возрастной группе уже 10 лет побеждаю в областных соревнованиях «Лыжня России».
В честь 75-летия со Дня Великой Победы Константин Михайлович отжался 75 раз. Его спортивной форме могут позавидовать молодые люди. По средам, как бы себя ни чувствовал, он обязательно тренируется, медалями и кубками, завоеванными на региональных и всероссийских соревнованиях, у него украшена вся квартира. Особенно продуктивным стали 2017 – 2022 годы: за это время на различных соревнованиях среди пенсионеров он завоевал более 30 медалей, каждая третья – золотая с установлением рекорда. Ему принадлежит рекорд мира в толкании ядра среди спортсменов в возрасте от 90 до 94 лет – 7,97 метра, рекорд России в метании диска – 12,65 метра.
— Нам с тренером Игорем Ивановичем Бражником на двоих больше 175 лет, но мы по-прежнему строим планы. В последние десять лет я еще и бильярдом увлекся – потрясающе интересная игра.
Кроме активной спортивной и общественной жизни Константин Михайлович занялся еще и писательским трудом, потому что считает, что своим опытом надо делиться. — Работаю сейчас над третьей книгой – «Активное спортивное долголетие – норма жизни». Очень хочу, чтобы мои ровесники и люди чуть помладше вели активный образ жизни, радовались жизни и каждый день ощущали, как она прекрасна! Человеческий организм – загадка: мы часто не знаем своих возможностей и живем вполсилы. С удовольствием замечаю, что занятия спортом становятся все популярнее и среди молодежи, и среди людей старшего поколения. Так держать!
________________________________________________________________________________________________________________
Лылова Галина Никитична
(1934 года рождения), разговаривали 21.04.2024
Родилась я в селе ТаюрыУсть-Кутского района Иркутской области, сейчас его уже нет на карте, никто там не живет. Там почти у всех и фамилия была Таюрские. К началу войны мне исполнилось 7 лет, жила я с отцом – мама умерла перед самой войной. Нас было шестеро детей в семье, я – самая младшая. Отцу в то время уже было 62 года, он на войне не был, а вот всех братьев забрали на фронт, но они, слава богу, вернулись. Александр, правда, рано умер – сильное ранение у него было, так и не оправился. Болел сильно и быстро ушел.
Мы, дети, во время войны очень много работали, помогали взрослым в поле, пилили кубики березовые для тракторов, хлеб подсушивали перед посадкой, в Подымахино возили пшеницу и сдавали ее государству, заготавливали дрова в лесу. А там снег выше пояса, работать тяжело, но все равно надо. Деревья сначала подрубишь, потом пилишь и наклоняешь в сторону, чтобы на тебя не упало. Ветки большие убирали, распиливали на чурки, а потом эти чурки уже колуном кололи. На морозе они легко кололись. Потом в лесу поленницу делали. Жили тяжело, все время мечтали поесть вдоволь – еды было мало, белого хлеба вообще не видели. Много бед война принесла, очень много испытаний на всех свалилось.
В Иркутск я уехала в 1951 году, после того как окончила шесть классов. Сначала нянькой устроилась работать, потом в ясли, а уже потом в детский сад.
________________________________________________________________________________________________________________
Михаил Андреевич Козлов (говорили 10 июля 2023 года, собеседнику 98 лет)
Родился я 10 января 1925 года в Калининской области, в селе Андреаполе. Когда началась война, только окончил 9 класс. В июле, когда пришли немцы в наше село, ушел в партизаны. Мы же совсем детьми были, могли незаметно наблюдать там, где взрослые этого сделать не могли, смотрели за перемещениями немцев, устраивали диверсии на железнодорожных путях.
В 1944 году, когда нас освободили, пошел в полковую артиллерийскую школу. До сих пор все помню: 39 армия, 231-й запасной стрелковый полк, 2 рота под литерой «А».
Пока нас переформировывали, попали в заварушку – немцы на нашем участке начали наступать, была сильная бомбежка, разметало нас, 2 месяца искали с товарищем партизан. Напоролись на них на окраине какого-то села, так с ними и воевали – сначала бригада Леонова, потом бригада Гудкова, 3-й отряд под названием «Ураган». Потом, уже с регулярными войсками, освобождали Польшу, а после войны в армии еще на 4 года задержался.
До сих пор во сне у меня стучат пулеметы, очень близко, кажется, сейчас прямо в меня попадет, и тут я просыпаюсь. Не отпускает война, сколько бы времени ни прошло, все как будто вчера было. Многих товарищей своих по именам уже не помню, а лица да, глаза закрою, они стоят передо мной, как живые.
_______________________________________________________________________________________________________________
Пелагея Ивановна Ячменева (разговаривали 10 июля 2023 года, собеседнице 98 лет)
В концлагерь в Германию я попала из деревни Черный Олех Курской области, где родилась и жила до 15 лет. Село находится на реке Воробжа (приток Псла), в 17 км от российско-украинской границы, в 76 км к юго-западу от Курска, в 18 км к востоку от районного центра – города Суджа, в 4,5 км от центра сельсовета –Воробжа.
В декабре 1941 года к нам в село пришли немцы, а весной 1942 года организовали в селе штаб. Искали коммунистов, расстреливали всех, кто имел отношение к советской власти. Однажды пришли к нам, а родителей не было дома – они на огороде работали, я одна была. Меня забрали как есть – в одном платьишке, я только телогрейку старую успела с вешалки захватить. Привели в больницу, там уже несколько детей и подростков были, все плачут. Погнали нас в Суджу – 18 километров пешком, все голодные, без сил. До Бреста ехали 4 суток в вагоне для скота, потом нас перегрузили в немецкие вагоны, проехали еще ночь, а утром выгрузили и привели в большое здание. Там заставили раздеться, одежду обработали и потом привезли на грузовиках в город Райхенберг, завели в метро.
Там опять всех раздели, очень было стыдно и страшно. Пришли пять каких-то высоких армейских чинов, отобрали пять самых красивых девочек, в том числе мою троюродную сестру Машу, и забрали, увели. А нас увезли в деревню Альтхабендорф, на фабрику «Электромеханик».
В бараках мы жили по 100 человек, дощатые нары в два этажа, вода холодная для умывания, туалет прямо в бараке. Одежду выдали – черную, в полоску: платье и брюки с рубашкой, а еще колодки деревянные – шлепанцы без задника. Кормили один раз в день – на фабрике – кусочком хлеба и баландой из брюквы и капусты. Там, помню, чешка одна работала, всегда пыталась нам сунуть в руку какой-нибудь кусочек съестной, до сих пор ее помню, жалела нас. Мы сильно истощенные были, человек пять водянкой заболели и умерли, остальные как тени были. Работали на фабрике в подвале, очищали какие-то детали металлические от упаковки, потом окунали в кипящую смолу какие-то детали из проволоки. Мне тогда капли этой смолы на руку попали – до сих пор след остался. Так там 3,5 года и проработала.
Однажды на фабрику приехала Маша, моя сестра. Она жила в доме у того генерала, который ее забрал, работала на кухне, а потом они с женой ее удочерили – своих детей у них не было. Она мне одежды привезла – платок на голову и платье. Потом, когда немцы уже отступали, Маша потерялась, никаких следов не нашли, домой она не вернулась. Ее отец с ума сошел от горя, все ходил по деревне и спрашивал: «Где моя Маша?»
Нас освободили 9 мая 1945 года. Утром проснулись, а охраны нет, собак нет, только грохот приближается. На дорогу вышли, смотрим, танки наши со звездами едут. Мы так все плакали, и танкисты плакали, сестренками нас называли, накормили, все пайки отдали. Мы поверить не могли, что в живых остались. А барак в военнопленными (он рядом с нашим стоял), они тоже на фабрике работали, пустой оказался – немцы их угнали. До нас, как я понимаю, у них просто руки не дошли.
Потом я полгода, до ноября 1945 года, еще работала в штабе – помогала регистрировать пленных. Нас с подругой поселили там же, в штабе, ее устроили в гостинице немецкой. Когда нам надо было уезжать, полковник, с которым мы работали, приказал отвести нас на склад и разрешил взять что-нибудь из одежды и вещей. До сих пор все помню: шубка кроличья, легкая и очень теплая, три платьишка, ботинки, несколько платочков на голову, костюмчик и белье постельное. Глаза закрою – все вижу, хорошие вещи были, очень качественные, я прямо невестой с приданым себя почувствовала.
Домой, на станцию Суджа, приехали ночью, никуда не пойдешь, решили в железнодорожной будке до утра переждать. Там я тетрадку свою потеряла, в которую все события записала – уже после лагеря, в штабе. Женщина, которая там работала, попросила почитать, и не вернула.
После войны в нашей деревне нищета была страшная, еще и засуха случилась, совсем голодно стало. Я поехала в Суджу и устроилась на птицекомбинат, дали там общежитие, стала работать. Там и с будущим мужем Игорем познакомилась, он окончил Харьковское училище партработников, но на фронт не успел попасть, война уже закончилась. Он меня в Иркутск и увез в 1946 году, здесь у него родители жили. Очень хорошие люди были, приняли как дочку. Мужа потом послали в Братский район, в Тангуй, там прожили 8 лет, там девочки наши родились. Я закончила заочно педучилище, а потом торговый техникум, так в торговле 40 лет и отработала. Живу теперь во IIИркутске. Я прожила длинную жизнь, много всего было, иногда не хочешь, а все помнишь. Например, яблоки, которые мы тайком рвали, когда нас на фабрику гнали, женщину эту, чешку, которая нас подкармливала, военнопленных, с которыми мы работали. Страшное было время, никому не пожелаешь.
________________________________________________________________________________________________________________
Устюжанин Виктор Михайлович
(родился 5 мая 1937 года, беседовали 21 апреля 2024 года)
Сам я родом из Куйтуна, но перед самой войной переехал с отцом и младшим братом под Ростов, в Батайск. Жили мы на самом берегу Дона. Когда война началась, мне всего 4 года исполнилось, я еще мало что понимал.
Немцы у нас появились быстро, отец к этому времени был уже на фронте. В нашем доме жил немецкий майор, на крыльце всегда его денщик сидел – в годах такой солдат. Постоянно играл на губной гармошке, бил себя в грудь и повторял, что у него четверо детей.
В 1943 году немцы ушли, причем, быстро и тихо, в самом Батайске боев не было. Недалеко от того места, где мы жили, потом устроили лагерь для пленных немцев, мы с друзьями недалеко от него играли. Немцы нам через проволоку игрушки самодельные кидали, а мы им махорку. Так –то они выглядели мирными, неагрессивными, но я думаю, что это потому, что они уже пленными были. Да, в самом Батайске после того, как немцы ушли, нашли огромный склад боеприпасов и оружия – у одного из мальчишек нога в сгнившую доску провалилась, стали его вытаскивать и заметили ящики в промасленной бумаге.
В 1944 году я пошел в 1 класс. Хорошо помню День Победы: мы долго ждали учительницу, она наконец пришла, села за свой стол и долго-долго плакала, говорить не могла. Мы все притихли, сидим, смотрим на нее, а она успокоилась чуть-чуть и говорит: «Ребята, у нас сегодня великий праздник – война закончилась». Потом, уже позже, я узнал, что у нее перед самым концом войны всю семью расстреляли за связь с партизанами, она одна уцелела. У нас в городке много ребятишек уже после войны погибли – находили неразорвавшиеся гранаты, пытались их разобрать, они взрывались. Мой сосед так погиб – корову пас и нашел такую гранату. Отец мой на фронте был тяжело ранен, год лежал в госпитале, потом работал там инструктором, вернулся в Батайск и до 1947 года был председателем колхоза. В феврале 1947 года мы вернулись в Сибирь, потому что после ранения отец часто болел и врачи посоветовали ему сменить климат. Так здесь всю жизнь и прожил.
________________________________________________________________________________________________________________
Хамутаева Вера Михайловна (89 лет)
Родилась я и выросла в улусе Ихинтой, сейчас нашей деревни нет. Когда началась Великая Отечественная война, мне было 7 лет. В первые дни войны пришла машина за мужчинами – в наш улус и в соседнюю русскую деревню. Очень хорошо помню этот день: полный грузовик молодых мужчин, все стоя ехали. Женщины все плакали, голосили, как на похоронах. Из нашей семьи дядю моего забрали, ему чуть за 20 было, он так и не вернулся, погиб. Похоронки стали приходить месяца через 3 – 4, но там было просто написано, что человек погиб, а где похоронен, ничего не сказано было. Много горя сразу на людей обрушилось.
Отца моего (ему тогда около 40 лет было) забрали на Иркутский авиационный завод, он там всю войну проработал. Мама в колхозе работала, а мы колоски собирали – ходили далеко, а набирали совсем немного, но хоть что-то. Идешь обратно, ляжешь отдохнуть и жаворонков слушаешь – это единственный светлый момент был. Папа несколько раз в отпуск приезжал и привозил нам сахар рассыпной – ему давали на паек, а он все для нас оставлял. Я тогда первый раз что-то сладкое попробовала.
9 мая 1945 года мы тогда в школе были, а тут забегает учительница и кричит, что война закончилась. Что тут началось: кто поет, кто плачет – все радовались! Но и плакали много, ведь в каждой семье кто-то погиб или пропал без вести. Много горя война принесла.
________________________________________________________________________________________________________________
Владимир Михайлович Цибарт, 93 года (беседовала 6 февраля 2024 года)
Когда в 1938 году арестовали моего отца как врага народа, мне было 8 лет. Этот день я помню очень хорошо – тогда я папу видел в последний раз. Он был поваром-кондитером, председателем партийной организации у себя на работе, но это его не спасло – кто-то донес, что раз фамилия немецкая, значит, шпион. Приехала «эмка» черная, ее тогда воронком называли, и сказали отцу собираться. На маме лица не было, она все поняла, сказала мне бежать на речку за остальными детьми, чтобы они с папой попрощались, но когда мы вернулись, его уже не было. Нас было шестеро детей, шестой уже после того, как папу забрали, родился. Потом выяснилось, что его расстреляли через три дня в тюрьме Челябинска. Потом, уже после смерти Сталина, старший брат писал в какие-то инстанции, и отца посмертно реабилитировали.
Мы жили тогда в городе Кыштыме Челябинской области. После ареста отца сестру забрали к себе родственники, старшие братья пошли в ремесленное училище, с мамой остались мы трое. Я школу бросил, не закончив 4 класс – одежды теплой не было, а ходить надо было далеко. Голодно было очень, жили бедно. Мама днем работала на овощехранилище, а ночью отливала барельефы – портреты первых лиц государства. Помню, я к ней на работу иду, младшего братика везу на санках, чтобы она его покормила. Бывало, вывалится он из санок, а я и не сразу примечу…
Когда совсем тяжело стало жить, мама поехала живицу собирать (смолу полезную) на участок, мы с ней, конечно, там уж совсем никакой школы не было. Все, что было ценного, — перину, швейную машинку, все сменяли на продукты. Помню, мама принесла овса, обжарила его в печке, потолкла прямо вместе с шелухой, и из всего этого стряпала лепешки. Весной картошку мерзлую собирали на полях, и все равно постоянно есть хотелось.
Братья мои старшие – Анатолий (1923 года рождения) и Виктор (1925 года рождения) ушли на фронт: первый – в 1941 году, второй – в 1943 году. Помню, как мы их провожали на вокзале, как эшелоны отъезжали, как все плакали, женщины голосили, как на похоронах. Они всю войну прошли, вернулись, слава богу, живые.
В феврале 1945 года я поступил в ремесленное училище, а до этого работал вместе с мамой на железной дороге с 1944 года – золу убирал из-под паровозов. В 1947 году после окончания училища пришел работать на Кыштымский механический завод слесарем 5 разряда по ремонту промышленного оборудования. Но проработал недолго – с фронта вернулись бывшие работники завода, и я, начинающий, зарабатывал мало, домой совсем денег не приносил, очень переживал из-за этого. И удрал с завода – все документы там оставил и уехал к старшему брату, он тогда в Кишиневе служил. Уехал по метрике младшего брата.Еще когда в училище учился, помогал нашему киномеханику, он меня чуть-чуть подучил, и в Кишиневе мне эти знания пригодились. Пришел там в кинотеатр «Родина», попросился на работу, и, к моей неописуемой радости, меня взяли. Сначала был учеником киномеханика, потом помощником, а затем и киномехаником 2 категории. Стал сам на жизнь зарабатывать.
Потом брата перевели в Румынию, а вернулся домой. Тут мне настало время в армию идти, а младший брат, по документам которого я жил, уехал к тому времени в Донбасс, никто и не догадывался, что я это не я. Отслужил я четыре года срочной службы в авиационном полку, и к самому концу службы случилось у нас происшествие. Старшина роты расстрелял полный рожок автомата по сослуживцам – но не в людей целился, а по земле или поверх голов. Что случилось? Почему он это сделал? Так никто и не узнал. Когда его подстрелили, он успел мне сказать только: «Спаси меня, я все расскажу!» Зарыли его, как собаку, даже холмика поверх могилы не насыпали, сгинул человек, как не было.
Командира роты после этого сняли, а новый, который на его место пришел, стал мне предлагать старшиной остаться на сверхсрочную службу. Я тогда решился и рассказал ему свою историю с документами. Вызвали меня в особую часть, долго расспрашивали, а потом я еще десять дней решения ждал – думал, посадят меня. Но все обошлось – документы мне восстановили, и стал я жить уже под своим именем. Остался в армии, когда нам перевели в 1957 году в Благовещенск, доучился – закончил 10 классов, поступил в институт, а потом меня послали на курсы младшего офицерского состава, получил тогда диплом с отличием. До сих пор храню этот диплом – там у меня, правда, одна «четверка» есть – по немецкому. Вот же ирония судьбы: несмотря на то, что отец был немцем по национальности, язык мне не давался.
Потом вернулся в в свой полк, командовал взводом, потом ротой, был помощником командира батальона, получил звание майора. После возглавил центр АСУ. После увольнения из армии еще 10 лет отработал там как гражданский специалист. 34 года и 8 месяцев был в строю, считай, все сознательную жизнь.
У меня замечательная жена Валентина – самая красивая женщина на свете, самая умная и добрая. Вырастили с ней двоих детей, всю жизнь прожили в согласии и любви.
________________________________________________________________________________________________________________
Иванова (в замужестве Зубарева) Галина Дмитриевна (96 лет, беседовали в январе 2024 года)
Я иркутянка, родилась и выросла здесь, здесь же меня и война застала, мне тогда 14 лет исполнилось, только в 7 класс пошла. О начале войны узнала в пионерском лагере, и потом по ночам был звук самолетов – это наши их на фронт перебрасывали. Мы не спали, лежали и слушали, страшно было. Ребята, кто меня постарше был чуть-чуть, уже в 9 классе учились, все пошли добровольцами на фронт, все погибли, один из них в танке сгорел.
После семилетки я пошла учиться в кооперативный техникум учиться на бухгалтера, и нас на все лето отправили на Ольхон на рыбный завод. С нами еще студенты были, все вместе омуль солили для фронта. Давали нам по 600 граммов хлеба на весь день, а на завтрак ложка вермишели и кусочек омуля соленого. Ночью так есть хотелось, что мы песни пели, чтобы о голоде не думать. Потом котлован копали под какое-то здание, грузили муку на баржи. Все вещи, которые с собой привезли, за лето выменяли на муку и простоквашу. До 30 сентября так работали, уставали очень, плакали по ночам – сильно хотелось в город.
Дипломы по окончанию техникума нам выдавали только после отработки, и всех нас хотели отправить в Гродно. Я было уже смирилась, но как-то шла домой мимо военкомата и увидела объявление о том, что требуется бухгалтер. Дай, думаю, зайду и узнаю, вдруг повезет и возьмут. И взяли! Девочки наши поехали в Гродно, а я дома осталась – повезло. Сама работа в военкомате была нетрудной, но ведь туда люди за похоронками приходили – сколько горя было, сколько слез, я сама, бывало, сижу за столом, бумаги заполняю, а слезы так и капают. Там же, в военкомате, мы узнали о Победе – военком прибежал и кричит: «Победа, девоньки, победа!» Как мы тогда радовались – и кричали, и плакали, кто-то танцевал.
После войны было неспокойно – все вечерами ходить боялись. Бандитов много было – и грабили, и убивали. Но постепенно жизнь наладилась.
Когда вспоминаю то время, первое, что на ум приходит, — это ощущение голода. Есть хотелось все время, мучительное чувство, ничем его не заглушишь.
________________________________________________________________________________________________________________
Ирина Павловна Балашова (разговаривали 10.07.2023, дата рождения – 04.07.1927)
В 1943 году мне не исполнилось еще 14 лет, Киев был тогда занят немцами. Очень хорошо помню, как мы рыли окопы, много было народа на работах, очень все уставали – с едой худо было, мы жмых сосали, чтобы хоть чуть-чуть голод притупить. Все мечтали о хлебе, даже во сне всегда еда снилась. Во время оккупации я с другими подростками собирала сведения о том, где немецкие войска стояли и нашим разведчикам передавала. Страшно не было, что поймают, наверное, потому что совсем молодая была.Папа был на фронте, мама очень волновалась, места себе не находила, потом выяснилось, что его считали врагом народа. А произошло это потому, что его отец в Киеве многими мукомольными предприятиями владел, его большевики как к власти пришли, сразу убили. Папа мой погиб под Ленинградом, похоронка пришла, и было горе-горькое.
В 1944 году я начала работать, окончила медицинское училище, проработала в прифронтовом госпитале 9 месяцев, тут война и закончилась.
После войны вышла замуж за военного летчика, познакомилась с ним на танцах. Как тогда красиво танцевали – танго, фокстрот, вальс, все как сейчас помню. Жили с мужем за границей, в Румынии, потом его списали по состоянию здоровья, и мы вернулись в Киев. А тут его отец заболел в Иркутске, так мы здесь и оказались. Осели, прижились, всю сознательную жизнь я здесь и провела.
________________________________________________________________________________________________________________
Амина Насрутдиновна Сибгатулина (94 года, разговаривали 29 декабря 2023 года)
В Сибирь наша семья переехала из Казани. В 1937 году у отца там дом сгорел – хороший дом был, крепкий. Тогда вышла гербовка – указ государственный, по которому обещали в Сибири землю без ограничений, мы и переехали. Оказались в селе КулункунЭхирит-Булагатского района, мне тогда 6 лет было. В 1941 году, когда война началась, брата моего на фронт забрали – ему только 18 лет исполнилось. Он пропал без вести, так и не знаем, где похоронен. Отца тоже забрали в армию, оказался он под Читой, голод там был страшный, его скоро домой отправили опухшего от голода. Сильно он здоровье подорвал, так и не оправился, умер в 1947 году совсем еще не старым.
Нас, детей, у мамы пятеро осталось, а кормильца нет. Мама в колхозе работала, овощи выращивала, а мы все ей помогали, как могли. Я 4 класса только отучилась, больше не могла – надо было работать. Для фронта варежки вязали, носки. В селе одни женщины остались – все мужчины были на фронте. Голодно очень было – и крапиву ели, и лебеду, любую траву съедобную. Несмотря на трудности, жили все дружно, все помогали, чем могли. Я бурятский язык выучила хорошо, до сих пор говорить могу, песни петь. Очень хороший народ у нас был в селе, душевный, честный. В День Победы все плакали, ведь похоронок было много, много вдов осталось. А кто пришел, тот покалеченный был, у меня зять без ноги с фронта вернулся. После войны я в колхозе ягнят выращивала, шерсть получала, хорошо верхом ездила. Замуж вышла, 6 детей воспитала, 5 внуков, 7 правнуков. Жизнь в трудах прошла, часто во сне кажется, что я маленькая, родители живы, и еще войны нет, и все счастливы.
________________________________________________________________________________________________________________
Бочаров Николай Тимофеевич (91 год, беседовали в январе 2024 года)
Я родился в 1932 году, так что к началу войны мне исполнилось 9 лет. Жили мы тогда в селе Знаменка в Воронежской области. Детство было очень голодное – с 1933 по 1938 год хлеба совсем не было – ели травы, корешки, все мало-мальски съедобное. Еще до войны я остался сиротой, жил у тети, маминой сестры. В 1941 22 июня году она пошла на рыбалку, обычное было воскресенье. И тут прибегает и кричит: «Война! Война началась!» Ее муж, мой дядя, он еще в Первую мировую воевал, сказал тогда: «Немцы воевать умеют, дадут нам прикурить».
Помню, как над нашим селом летели немецкие самолеты бомбить наши позиции, железную дорогу. Низко так летели, звук страшный, потом долго после войны снился.
Во время войны мы под оккупацию не попали, от этого бог отвел, но жить было очень тяжело – совсем голодуха началась. Я скотину пас колхозную вместе с одним мальчишкой из эвакуированных, у него, помню, мать сошла с ума от бомбежки – рядом снаряд упал, ее контузило, так потом и не оправилась.
В нашей деревне почти все мужики на войне погибли, кто вернулся, сильно покалеченные были. Моего старшего брата сразу забрали, в 1941 году, он меня сильно старше был. Он, кстати, с Леонидом Брежневым воевал на Малой земле. Героически воевал, но вернулся совсем контуженный. Хотел дальше остаться в армии, но его комиссовали по здоровью.
Много война горя принесла людям, страшно вспоминать то время. Радости совсем не было, много было слез и горя. Я конечно, маленький был, но что-то в памяти осталось – чувство голода и страх, что опять кому-то похоронку принесут. Никому такого не пожелаешь. Мирное время – это счастье, его ценить надо.
________________________________________________________________________________________________________________
Василий Алексеевич Пауков (разговаривали 11.07.2023, дата рождения – 25.05.1930)
Во время войны я был в оккупации в селеРог Колодезь Тимского района Курской области. Наше село оккупировали в 1942 году, мне тогда было 11 лет. Год всего мы под оккупацией прожили, в 1943 году наши войска освободили село, я тогда уже работал в колхозе – пахал на волах, косил траву для скота. Голодали тогда страшно – от голода ноги опухали, ходить трудно было. Колоски ели, любую траву, что жевать можно было. Это самое яркое воспоминание о войне – постоянно хотелось есть. В 1948 году отец получил паспорт на меня, и я поехал в Ковров, к брату. Из-за того, что я жил на оккупированной территории, меня сначала никуда не брали на работу, потом устроился в городскую пожарную часть. Потом я закончил курсы шоферов ДОСААФ и курсы по изучению авиадвигателей. В 1950 году меня призвали в армию в город Спасск-Дальний, там окончил школу младших специалистов, стал мотористом. Потом перешел на реактивные самолеты, а затем нас из полка отправили в Иркутск, в ИВАТУ учиться.В марте 1953 года мне присвоили звание младшего лейтенанта. Женился, получил направление в Батайское летное училище под Ростовом, там учили курсантов. До 1950 года там проработал, пока Хрущев не сократил Вооруженные силы, тогда училище расформировали. Вернулся в Иркутск, работал на заводе 403 гражданской авиации, стал старшим мастером цеха, потом начальником цеха. Планы тогда по ремонту двигателей были огромные, но работали мы хорошо.
________________________________________________________________________________________________________________
Гаврилов Михаил Николаевич (98 лет)
Беседовали 26.05.2024
На фронт меня призвали 2 феврали 1943 года из поселка Мегет Ангарского района Иркутской области и отправили на станцию Оловянная в 21-й запасной артиллерийский полк. Там я был наводчиком 76-миллиметровых пушек, за стрельбу на учениях награжден значком «Отличник артиллерии». Потом полк перевели под Мальту, а уже из Мальты нас отправили на фронт
В январе 1945 года мы прибыли в Познань (Польша), откуда начали наступать на Бреслау. Я тогда был пулеметчиком. Когда окружили Бреслау, немцы хотели вырваться из окружения, но мы не дали им прорваться. Город взяли 6 мая 1945 года, и наши танки пошли на Прагу, а за ними и мы, пехота. Не дошли до Праги буквально 5 километров и объявили, что война закончилась.
Потом еще 35 дней шли из Праги до Будапешта, где полк стоял до января 1946 года и на его основе сформировали 104-ую воздушно-десантную дивизию. Потом дивизию перевели в Кострому, потом в Эстонию, а потом в Псковскую область, в город Остров. Я прослужил в дивизии до 1950 года, 47 прыжков с парашютом за плечами. После демобилизации вернулся в Иркутск, работал на заводе имени Куйбышева 35 лет, мы делали оборудование для добычи золота. Нравилась мне работа, с удовольствием трудился, на совесть. За это меня наградили орденом Трудового Красного знамени.
________________________________________________________________________________________________________________
Добровольский Владимир Николаевич (90 лет) и Добровольская Людмила Алексеевна (88 лет)
Беседовали 26.05.2024
Когда началась Великая Отечественная война, Владимиру Николаевичу было 7 лет.
— Жили мы тогда на Украине, между Одессой и Николаевым, в селе Владимироматвеевка. Село было небольшое, всего 34 дома. На войне погибли 11 односельчан. У нас в семье было шестеро братьев, трое ушли на фронт. Все вернулись домой после войны, но один из братьев получил очень сильное ранение – вся спина была посечена осколками.
Когда пришли немцы, они заняли наш дом, а мы на чердаке спали. Ютились как могли. Оккупанты забирали все подчистую – продукты, вещи. Заходили в дом, стукали по сундуку: если звук звонкий значит, сундук пустой, его даже не открывали. В 1944 году, когда немцы отступали, наше село как раз на линии фронта оказалось, прятались тогда от бомбежек и обстрелов в подвалах и окопах. Было очень страшно, но освободили нас быстро.
Что хорошо запомнил, как голодно было и во время войны, и в первые послевоенные годы. Мы выкапывали мерзлую прошлогоднюю картошку, собирали колоски, когда весной все зеленело, ели ростки всякие. Ребятишки часто на минах подрывались, мальчишек во время оккупации породи полицаи, которые немцам прислуживали.
После освобождения сразу в школу пошли, и, хотя там окна были выбиты, все равно занимались. Из школы буквально не вылезали, все ведь соскучились по настоящему общению.
День Победы очень хорошо помню – мы узнали от соседей из другого села, у нас даже радиоточки не было. Какое тут веселье началось – все обнимались, плакали, радовались. Тогда окончательно стало ясно, что жизнь продолжается.
Владимир Николаевич прослужил в армии больше 30 лет и вышел отставку полковником. У них с женой большая и дружная семья и уже 7 внуков.
Людмила Алексеевна жила в другом селе, входившем в тот же сельсовет, — в Ариаутовке. Село было большое, в нем было 1500 дворов. Познакомились будущие супруги, когда учились в 8 классе, и до сих пор вместе.
— Под конец оккупации немцев стали присылать совсем молодых. У наших родственников они полдома заняли, вечерами приходили на нашу половину, показывали фотографии родных, жен, девушек. Чувствовалось, что они не по доброй воле воевать пошли. Никто ведь в здравом уме войны не хочет из простых людей, уж больно много горя она приносит. В первую зиму после освобождения мы решили в школе спектакль поставить – «Репку». Сказка известная, всем знакомая, все с удовольствием репетировали. Подружка моя там играла роль, кажется, мышки, а зрителями мамы наши были. И вот идет спектакль, а она вместо слов, которые ей по роли положены, вдруг говорит: «Видел бы меня отец!» Тут все зрители разом заплакали – война ведь еще продолжалась, и мы не знали, сколько еще похоронок принесут. А отец ее так и не вернулся с войны, погиб. Вроде все эти события так давно уже были, и я в то время маленькая было, но помню все ясно, глаза закрою, и все перед глазами.
________________________________________________________________________________________________________________
Кондратенко Галина Алексеевна (85 лет)
Беседовали 26.05.2024
Когда Великая Отечественная война закончилась, мне 6 лет исполнилось. Саму войну, я, конечно, не помню, а вот первые послевоенные годы хорошо запомнились. Главным образом из-за того, что все время есть хотели. В школе нам кисель давали, так мы в школу бегом просто бежали, никто не пропускал. Не только из-за киселя, конечно, учились мы на совесть. Уже позже, году в 1953 – 1954, иногда булочки давали.
Папа мой в шахте всю войну проработал, добывал уголь, как и все в Черемховов – его на фронт не взяли из-за очень плохого зрения. Мама в госпитале работала, за ранеными ухаживала.
Очень дружно все жили вокруг тогда – и горе, и радость вместе переносили. Думаю, только поэтому и справились. В одиночку такое горе не переживешь, а с помощью тех, кто рядом, уже легче. Еще хорошо помню фильмы послевоенные, сейчас они могут показаться наивными и неправдоподобными, но нам тогда было важно, что они были оптимистичными, там много пели и они всегда хорошо заканчивались. Выходишь из кинотеатра, и петь хочется, кажется, что со всем на свете справиться можешь.
________________________________________________________________________________________________________________
Маркова Нина Кондратьевна (91 год)
беседовали 26.05.2024
Когда началась Великая Отечественная война, я жила с родными в селе Макарово Киренского района Иркутской области, было мне тогда 8 лет. Помню этот день, 22 июня, очень хорошо. Было очень тепло, солнечно, и тут вижу, что люди заполошились все и у рупора собрались, а там Молотов объявил, что война началась. Сразу как будто потемнело на улице, стало понятно, что пришла большая беда.
У нас в семье было трое детей, на войну забрали дядю. Тетя моя в Москве жила, она тогда окончила 1-й Медицинский и ее сразу призвали на фронт. А у нее муж был сильно старше ее и сын маленький. Домой она вернулась только через 6 лет, за это время муж ее умер, а сын попал в детский дом, где много вредных привычек приобрел. Так что у нее вторая война началась.
Я во время войны закончила 2-й, 3-й и 4-й классы. Мама работала день и ночь, чтобы нас прокормить, а мы помогали ей как могли. Все обязанности по дому легли на старшую сестренку, тяжело ей пришлось. Маме в начале войны всего 36 лет было, и за эти четыре года она в старуху превратилась. От постоянной дойки коров у нее руки страшно болели, она все плакала по ночам из-за боли. Спасла нас наша маленькая коровенка, а так и лебеду ели, и крапиву, и колоски собирали, и все равно все время голодные были. Все ребятишки, кто что-то мог делать, работали в колхозе со взрослыми, не за деньги – за трудодни. Я научилась лошадью управлять и тоже работала с 6 утра и до темноты. Мы возили картошку на поля, все время работали.
Папа вернулся из заключения в 1943 году совсем больной, еле выходили его, а потом попал на Восточный фронт, откуда пришел в 1945 году.
2 мая 1945 года объявили о капитуляции Германии, и все ждали, когда же победу будет окончательная. 9 мая мы были на уроках и из школы увидели, что плывет теплоход-тягач, баржу тянет по Лене. А тягач весь во флажках. Тут мы и почувствовали, что все, пришла победа! Выскочили всей школой на берег, а капитан в мегафон как раз объявляет о победе. Потом уже, спустя много лет, когда я с мужем познакомилась будущим, выяснилось, что он на том тягаче был радистом и принял радиограмму об окончании войны.
В 1947 году я окончила 7 классов и поступила в педагогическое училище в Киренске, но первую стипендию у меня украли на рынке, пришлось домой вернуться на зиму. Только следующей весной меня повторно зачислили в училище, которое я окончила в 1952 году. Позже я в Иркутске и высшее образование получила. Долгую жизнь прожила, но ничего тяжелее, чем те военные годы, не помню.
________________________________________________________________________________________________________________
Павлова Евдокия Михайловна (93 года)
Беседовали 26.05.2024
Когда война началась, мне было 8 лет, мы жили в Баяндае. Отец и брат старший на фронт ушли, нас пятеро младших с мамой остались. И папа, и брат пришли с войны живыми, папа был сильно пораненный – он служил военным строителем, возводил мосты. Когда мост под Ригой строили, произошло обрушение, его даже и вытащили не сразу из реки. Он совсем недолго прожил, умер от ран.
Очень тяжело все жили в военные годы: холодно, голодно, страшно, за родных все переживали. В селе у нас одни женщины остались – все мужчины на фронте были, так что вся работа на женщин и детей легла. Мама дояркой в колхозе работала, мы с младшей сестренкой Зиной помогали ей как могли. И за дровами ездили в лес. Тянешь быка, а он еле идет, бедный. Самой холодно, есть хочется, идешь и плачешь, потому что еще дрова надо рубить, а сил-то совсем нет. А обратно уже повеселее: мечтаешь, как сейчас печку затопим, погреемся. Обувь по очереди носили зимой, так как была одна пара на всех. Все остальное время босыми ходили.
Выменивали картошку, собирали саранки, дикий лук и чеснок, все мало-мальский съедобное шло в котел. Картошку варили прямо в кожуре, чистили, но кожуру не выбрасывали. Сначала саму картошку ели – она очень вкусной казалась! – а потом через некоторое время и кожуру съедали.
О Дне Победы узнали в школе, все на улицу выбежали, обнимались, пели и плакали. Много народу погибло, сколько горя у людей было!
Думали, что хоть после победы полегче станет, но нет, только в 1951 году стало немного полегче. В магазинах появилась вермишель серая, мы ее замачивали и лепешки делали.
Когда вспоминаешь то время, поражаешься, как смогли выжить? Поддерживали все друг друга как могли, потому и выстояли.
_______________________________________________________________________________________________________________
Бондоля Маргарита Ефимовна (90 лет), беседовали 18 августа 2024 года
Родилась я в Витебске и жила там до войны с отцом Ефимом Давыдовичем, мамой Розалией Михайловной и старшим братом Михаилом. Папа был директором мелькомбината, и, когда началась война, им поступил приказ пустить все запасы муки на приготовление хлеба для войск и отъезжающих в эвакуацию. Чтобы ни грамма муки не осталось в том случае, если город будет занят немцами. Печи работали сутками, и папу мы почти не видели, он все время был на работе. Позже, как удалось узнать брату, папа пошел на фронт и погиб в звании полковника под Смоленском. Но узнали мы это гораздо позже, уже после войны, а вскоре после ее начала мы были эвакуированы из города, но наш эшелон попал под бомбежку, и маму очень серьезно ранило в бедро. Сначала ее лечили в госпитале в Тамбове, а потом отправили нас дальше, в Иркутск, где маму определили в Кузнецовскую больницу. Она так и не смогла оправиться от ранения и умерла, а нас с братом определили в детский дом №1 на улице Каштаковской.
Прожила я в этом детском доме десять лет. По-разному жили, разные люди встречались – и добрые, и не очень. И били нас, и недоедали, и видели, как дети ходили полуголодные, а воспитатели уносили полные ведра пищевых отходов, чтобы кормить своих свиней. И к нам было отношение пренебрежительное, с этим тоже не раз сталкивались – раз из детдома, то попрошайки, нищие и вообще чуть ли не преступники. Но все-таки хороших людей было больше. Когда после детдома я поступила в ремесленное училище при авиационном заводе, то после окончания училища на сам завод меня не хотели принимать и давать общежитие, пока не проверят, «как мы вели себя в эвакуации». А идти-то мне некуда – в детский дом уже не брали. И тогда мастер из училища приютил меня на два месяца, пока проверяли мои документы. Привел к себе в семью, не побоялся и отнесся по-человечески. Потом документы проверили, извинились.
Много лет я потом проработала на заводе имени Куйбышева, и всегда мне хотелось заниматься музыкой. Я самоучка – сама выучилась играть на аккордеоне и баяне, писала и до сих пор пишу стихи. Думаю, что именно искусство помогло мне пережить многие жизненные невзгоды и разочарования. Дочка все говорит, давай, мама, соберем твои стихи и издадим их, они людям добро дарят. Мне уже много лет, уже внучка институт окончила, а память о войне и трудной жизни в то время не отпускает. Все помню, как будто вчера это произошло.
________________________________________________________________________________________________________________
Коноплева Валентина Ильинична (89 лет), беседовали 18 августа 2024
Я всю жизнь прожила в Иркутске. Когда началась война, мне было 6 лет, но самого начала войны я не помню совсем. Наверное, из-за того, то папа – Илья Федорович Лукин – тогда уехал в какую-то командировку, но он приезжал на побывку в 1942 году – их эшелон стоял в Иркутске два или три дня, и это было в последний раз, когда я его видела. Он был танкистом, так и не вернулся с фронта, пропал без вести. Нашел его уже мой внук – через списки в интернете. Оказалось, что он похоронен в Венгрии. Мама – Полина Егоровна Анисимова — так и не узнала ничего о его судьбе. В тот раз, когда он приезжал, она оставила нас на соседку и ездила с ним попрощаться во 2-й Иркутск, там эшелон стоял. Приехала, села на стул, голову опустила и сказала тихо-тихо: «Проводила». Так сказала, что я до сих пор плачу, когда вспоминаю. Она работала на слюдяной фабрике, я уже в школе училась, заходила к ней на работу и ждала, когда смена закончится. Спать хотелось так, что я прямо качалась от усталости. Мамочка стелила мне на подоконнике какие-то одеяла, и я спала прямо там, на фабрике.
Братик мой очень к маме был привязан. Однажды, когда нас с садиком отправили летом в лагерь, он собирал конфетки «Дунькину радость», чтобы маму угостить. Они все слиплись, в песке были вымазаны, но он все собирал – маме отдал. А я его постарше была, но не догадалась маме вкусный кусочек отложить, очень тогда стыдно было за это. А когда мы переехали на улицу Фурье, нам дали очень темную, мрачную комнату, еще там были огромные жуткие крысы. Я когда увидела, просто остолбенела от ужаса, а брат, несмотря на то, что младше был, схватил свою саблю деревянную и стал с крысой сражаться. И ведь одолел ее.
Что военные, что послевоенные годы очень были тяжелыми, голодными и горестными.
________________________________________________________________________________________________________________
Мальцева Людмила Макаровна (92 года), беседовали 18 августа 2024 гола
Когда началась Великая Отечественная война, мне было 9 лет, жили мы в селе Малита Читинской области. Отец погиб на Халкин-Голе в 1939 году, мама умерла от тифа еще раньше – в 1937 году, так что воспитывала нас с братом бабушка Анна Платоновна Живодерова. Во время войны было очень голодно, хлеба мы практически не видели – разве что когда по весне колоски собирали, но это же жалкие крохи. И эти-то крохи колхоз норовил отобрать. Бабушка тогда кидала эти зерна на пол и говорила: «Собирайте и забирайте!» Никто, конечно, не хотел ползать и собирать, и проверяющие уходили ни с чем. Мы сами все до зернышка собирали, мыли, сушили, растирали на жернове, и получалась горсточка муки. Бабушка месила тесто и пекла краюшечку весом граммов 200 всего – вот и весь наш хлеб.
Жили в основном на картошке и на брюкве (ее запекали долго в печке, и она становилась чуть сладковатая), еще мангир собирали – у него листья на чеснок похожи. Хорошо, что корова у нас была. Иначе с голоду бы пропали.
Лошади не было, поэтому все возили на себе – летом в телегу впрягались, зимой – в сани, так и везли. Сил не было совсем, медленно тащились.
В деревню после окончания войны совсем немногие вернулись, почти все, кто ушел, погибли или пропали без вести.
Я всего 3 класса окончила, больше не было возможности учиться, уехала из деревни в 1953 году, поступила на завод и в люди вышла. А бабушку мы с братом потом из деревни к себе забрали, она нам единственный родной человек, надежда и опора. В самые страшные времена она не унывала и боролась за нас. Прожила она 90 лет, мы ее очень берегли и радовались, что она смогла хоть на старости лет пожить хорошо.
________________________________________________________________________________________________________________
Цыценкова Нина Петровна (87 лет), беседовали 18 августа 2024
Мы жили в поселке Михайловка Черемховского района Иркутской области. Папа работал машинистом на железной дороге, и поэтому у него была бронь, на фронт его не взяли. Братья его все с фронта вернулись живыми, но с ранениями. Папа почти всегда был на работе, мы оставались с мамой, работали на огороде, помогали с домашними делами. Самое страшное, что помнится из того времени, это постоянное чувство голода, мы с ним засыпали и просыпались, даже снилось все время что-нибудь вкусное. Естественно, что мы просили у мамы еды, а ей нечего было нам дать – все же по карточкам было. Помню, услышала, как мама с папой разговаривали во дворе: «Тебе хорошо, ты уедешь и не слышишь, как они есть просят!» А потом мама расплакалась. Я до сих пор не могу это спокойно вспоминать, сама плачу, когда вспоминаю мамино отчаяние.
Меня посылали покупать хлеб по карточкам, а там всегда была очередь и толкучка. Однажды в этой толпе я карточки и потеряла. Как домой вернуться, не знаю, как маме сказать об этом, не знаю. Спряталась в огороде и реву в кустах. Потом собралась с духом и призналась маме. Этим вечером папа приехал как раз и привез карточек – купил у кого-то. Мама ему даже не рассказала о моем проступке.
Жили не только голодно, но и бедно – одежду нам перешивали из взрослой, а обувь дедушка сам делал – маленькие сапожки, назывались чирочки, бабушка их украшала по верху, завязочки приделывала, в них и ходили. А подошва-то мягкая, кожаная, все камни чувствовались, как будто босиком ходишь по земле. Клали внутрь сено, чтобы не так камни чувствовать.
В школе сами шили тетрадки из всего, на чем можно было писать – из оберточной бумаги, старых газет. А линовать не умели – бегали к учительнице Анастасии Ивановне домой. Чудесная была женщина с добрым сердцем и чувством справедливости. В школе как-то решили детям железнодорожников давать дополнительный паек, но ведь не у всех родители на железной дороге работали. Получается, кому-то хлеб есть, а кому-то смотреть? Она прямо сказала школьному начальству: «Я эту булку буду на всех детей делить!». Так и делала, поэтому нам всем доставалось по четвертинке тонкого ломтика, лучше, чем ничего. У меня сосед по парте был мальчик из детского дома, я помню, как он радовался этой добавке.
Тяжело было и во время войны, и после. Лет десять еще трудно жили, только после этого ситуация стала выправляться.
